XI Старостинские чтения: Тезисы

XI традиционные чтения памяти С. А. Старостина

РГГУ, 24-25 марта 2016 г.

Тезисы конференции

Д. Д. Беляев (Мезоамериканский центр, РГГУ) / Dmitry Beliaev (Knorozov Center for Mesoamerican Studies, RSUH)

А. И. Давлетшин (ИВКА РГГУ) / Albert Davletshin (RSUH)

К проблеме датировки палатализации в чолано-цельталанских языках / Redating the Palatalization in the Greater Tzeltalan Languages

Фонетический переход смычных *k и *k´ в аффрикаты č и č' является одной из наиболее характерных фонологических инноваций, которые выделяют чолано-цельталанские языки из других языков семьи майя. По Т. Кауфману, сложность условий, определяющих этот переход, не позволяет считать его ареальным, поэтому он должен был иметь место до разделения чоланской и цельталанской групп большой цельталанской ветви. Кауфман предложил следующую модель палатализации в чолано-цельталанских языках:

(1) pM *q/q' → pCT *k/k' ~ среднеформативнй период (VIII–IV вв. до н.э.)

(2) pCT *k/k' → [*k^y/k^y'] → pCT *č/č'~ позднеформативный период (до сер. I в. н.э.)

Таким образом, согласно Кауфману, в классический период (I тыс. н.э.) этот переход уже был завершен. Однако анализ слоговых записей и фонетических подтверждений в иероглифических надписях майя показывает, что ситуация была неоднозначной. Переход *k > ch и *k´ > ch´ прошел перед гласными переднего ряда (ИМ che’ / chehe’n / che’en, chih, chij, chitin, ’ochi и др.), но не завершился перед остальными (см. ИМ пары kay / chay, kan / chan, k’am / ch’am, а также непалатализованные формы ’uk’, k’uh и др.). Это позволяет выделить две палатализации, обусловленные разными позициями. В таком случае палатализацию следует рассматривать как ареальное явление, которое произошло либо независимо в различных языковых группах (восточно-чоланские и западно-чоланские языки с одной стороны и цельталанские – с другой).

Новая датировка палатализации в чолано-цельталанских языках также позволяет вернуться к двум важным проблемам исторической лингвистики языков майя: (1) реконструкция увулярных (*q / *q’) на протомайяском уровне и (2) статус уастекской ветви.

The most important phonological innovation distinguishing Proto-Cholan-Tzelatal (Greater Tzeltalan) from other subgroups of Mayan is the conditioned shift of pM velar stops *k and *k' to affricates č and č'. The complexity of the conditions precludes the possibility that it diffused between separate speech communities, so Kaufman assumes this change to have been completed before the split between Cholan and Tzeltalan (Kaufman 1985a; 1985b). Kaufman has proposed the following model of palatalization in Greater Tzeltalan:

(1) pM *q/q' → pCT *k/k' ~ Middle Formative (800-300 BC)

(2) pCT *k/k' → [*k^y/k^y'] → pCT *č/č'~ Late Formative (before 50 AD)

Therefore, according to Kaufman, by the Classic period this shift had been already completed. However, analysis of the syllabic spellings and phonetic complements in Maya hieroglyphic inscriptions demonstrates that the situation was different. The shift *k > ch and *k´ > ch´ occurred before front vowels (HM che’ / chehe’n / che’en, chih, chij, chitin, ’ochi et al) but was not completed before non-front vowels (HM pairs kay / chay, kan / chan, k’am / ch’am, and non-palatalized forms ’uk’, k’uh). In this case palatalization should not be considered as a shared innovation, but rather as an areal shift that encompassed Eastern and Western Cholan as well as Tzeltalan languages.

New dating of the palatalization in Greater Tzeltalan allows us to reconsider two important questions in Mayan historical linguistics: (1) reconstruction of uvular (*q / *q’) for Common Mayan and (2) status of Wastekan group on the Maya tree.

**********

М. Е. Васильев (Школа актуальных гуманитарных исследований ИОН РАНХиГС) / Mikhail Vasilyev (Russian Presidential Academy, Moscow)

А. И. Коган (Институт востоковедения РАН) / Anton Kogan (Institute of Oriental Studies, Moscow)

Генетическая классификация индоарийских языков по данным лексикостатистики / Genealogical classification of Indo-Aryan languages based on lexicostatistics

Генетические отношения индоарийских языков до сих пор остаются невыясненными. Существующие в настоящее время классификации не основываются на надежных генетических критериях и во многих случаях являются чисто интуитивными. В докладе делается попытка построения классификации новых индоарийских языков на основе лексикостатистических данных с использованием стандартного метода StarlingNJ, а также критерия наименьших средних отклонений. Анализ сходств и различий полученных деревьев, а также их сравнение с известными на сегодняшний день классификациями, позволяет сделать вывод о наиболее вероятном генеалогическом делении внутри индоарийских языков.

Genetic relations between Indo-Aryan languages remain unclear. Existing classifications are often intuitive and do not rest upon rigorous genetic criteria. In our presentation, an attempt is made to create a classification of modern Indo-Aryan languages, based on updated lexicostatistical data, using both standard methods (such as Starling Neighbour-Joining) and the mean deviation criterion. The comparative analysis of the resulting genealogical tree and traditional classifications allows us to draw some conclusions about the most probable genealogy of Indo-Aryan languages.

**********

В. Ф. Выдрин (INALCO / LLACAN, Париж) / Valentin Vydrin (INALCO / LLACAN, Paris).

Анализ 100-словного списка базовой лексики группы моколе / Analysis of the basic lexicon of the Mokole group

Языки группы моколе (могофин, какабе, коранко, леле), разбросанные по всей территории Гвинеи (коранко заходит и в Сьерра-Леоне), долго считались ближайшими родственниками группы манден (порядка 80% общей лексики по 100-словному списку М. Сводеша, что соответствует глубине родства примерно в 2 тыс. лет); иногда их даже включали в состав манден. По результатам моего предварительного лексикостатистического обследования [Vydrin 2009], группа моколе оказывается практически на той же дистанции от манден, что и от группы коно-ваи (точнее, чуть ближе к коно-ваи, но различия находятся в пределах статистической погрешности).

Целью данного этапа исследования является уточнение положения моколе по отношению к другим ближайшим родственникам (группам ваи-коно и манден) путём микроанализа 100-словного базового списка. Ключевой вопрос — наличие общих инноваций. На этом этапе были существенно уточнены данные какабе: использованы материалы словаря [Vydrina 2015]; проанализированы диалектные данные, в результате чего стало возможным выделение «ядерных диалектов» какабе (центральный и северо-западный) и «периферийных диалектов» (куру-манинка и вурекаба-манинка) [Выдрин В.Ф., Выдрина А.В 2014]. Улучшение качества языковых данных позволило идентифицировать ранее не опознанные заимствования — как из неродственных языков (или находящихся в очень отдалённом родстве, нигеро-конголезского уровня; в первую очередь, речь о языке пулар), так и из близкородственных (главным образом, из манинка).

В 100-словном списке обнаруживаются следующие случаи лексических совпадений между моколе и коно-ваи, которые могут быть признаны общими инновациями:

‘Живот’: коно, ваи bú, могофин, коранко, какабе búu, леле bú — ср. манден *xɔ́nɔ (по-видимому, инновация уровня пра-манден; форма kɔ́nɛ̀ в куру-манинка, одном из периферийных диалектов какабе, является, скорее всего, заимствованием из манинка).

‘Жечь’: коно mína, ваи bìndá, могофин bìntán, какабе bìntán, коранко mìndã, леле mìnda — ср. манден jèni, jàni (по-видимому, инновация уровня пра-манден; форма jàni в куру-манинка — заимствование из манинка).

‘Зелёный’: коно yanba-kua, ваи yàmbà-kú'á, могофин bùlulama, yànba-kutannama, ядерные диалекты какабе kútáɲɛ̀, коранко yànbakṵyɛ, леле yànbalama — манинка fídakɛnɛlama (форма fítakɛndɛlama в куру-манинка — результат влияния манинка). Основа yànba в моколе и в ваи означает ‘лист’, как и основа fída в манинка. Основа *kúta(n) имеет исходное значение ‘новый’ и является, по-видимому, общей инновацией для манден, моколе и ваи-коно (в других группах манде она надёжно не зафиксирована), но в ваи-коно и моколе она подверглась дальнейшей семантической эволюции: новый > свежий; сырой, неварёный > зелёный.

‘Головная вошь’: коно ɲànga, ваи ɲàá, могофин ɲàngá, какабе ɲàngá, коранко ɲɛnkɛ, леле ɲànká — манинка ɲímin.

‘Новый’: коно, ваи, могофин, ядерные диалекты какабе: nàma, периферийные диалекты какабе: kúta, коранко kúra, леле kúra, kúya — манинка kúda. Оба корня, по-видимому, являются инновациями уровня пра-языка ветви манден — моколе — ваи-коно; о семантической эволюции корня *kúDa(n) см. выше (неясно, следует ли считать его присутствие в коранко, леле и периферийных какабе общим удержанием или следствием влияния манинка); корень nàma отмечен и в языках манден (манинка, бамана), где он выступает в значении «новёхонький». Инновацией уровня пра-моколе-ваи-коно можно считать превращение слова nàma в основное для выражения значения 'новый'.

‘Дерево’: коно kɔ̰̀, ваи kɔ̌ŋ, могофин lɔ́gɔ́, какабе lɔ́gɔ́, куру-маннка yírè, коранко kɔ̰̀, леле kɔ̰̀ — манинка yíri. Очевидно, формы kɔ̌ŋ, kɔ̰̀ — общая инновация ваи-коно и моколе, а корни yíri, lɔ́gɔ отмечены во многих группах семьи манде и являются общими удержаниями.

‘Что?’: коно fḛ́, ваи mé, могофин fén, какабе fɛ́n, коранко nfḛ́, леле fé-se — манинка mùn. Возможно, основа fÉN является общей инновацией ваи-коно и моколе (впрочем, схожие формы отмечены и в языках группы самого, что может быть свидетельством в пользу общего удержания).

Возможно, общей инновацией ваи-коно + моколе является основа *kóló ‘большой’, не отмеченная в манден; впрочем, из других групп манде похожий корень представлен в языках бозо (тиеяхо xolo, келенга hùlò) и сонинке (xòoré), что может считаться свидетельством в пользу её архаичности (и, в таком случае, она окажется общим удержанием).

С другой стороны, имеется несколько случаев, когда можно было бы предположить независимые инновации в ваи-коно, не затронувшие моколе (точнее, затронувшие их в малой степени), так что в моколе обнаруживаются корни, общие с манден:

‘Кровь’: коно wíi, ваи wò'í — какабе jèli, коранко yèle, леле jìlí, манинка jèli (но в леле также wùli; основа wùli представлена также в сусу и джалонке; в могофин — независимая инновация básé).

‘Грудь (женская)’: коно súsu, ваи sùùsùù, могофин síngí, какабе síngí, вурекаба-манинка sún, коранко kḭ́, sḭ́, манинка sín (однако леле sùusɛ; очевидно, формы коно, ваи и леле являются номинализациями глагола со значением ‘сосать (грудь)’).

'Печень': коно fàa, ваи fà'á, могофин sòndóŋ-è, какабе búɲa, коранко bḭ́ya̰, bḛ́ya̰, манинка bíɲɛ (однако леле fúyiwa; неясно, родственна ли эта форма таковым в ваи и коно).

‘Звезда’: коно tɔnboàká, ваи tóómà, могофин lóolo, какабе lɔ̀ɔlɔ, коранко lólo, манинка lòlo (однако леле tànbuya, tánbura; корень представлен также в сусу и в юго-западных языках манде).

‘Все’: коно gbɛ́ɛ, ваи gbí, могофин bɛ́ɛ́, центральные какабе fɔ́ɔ (заимствование из пулар), периферийные какабе bɛ́ɛ, коранко bɛ́ɛ, леле bɛ́ɛ, манинка bɛ́ɛ.

Однако во всех случаях, кроме последнего (‘все’), те же основы, что и в ваи-коно, обнаруживаются и в других группах манде; кроме того, возможные когнаты форм ваи-коно, имеются в языке леле (они могут быть интерпретированы и как заимствования из коно, и как общие инновации ваи-коно и моколе, в последующей заменой этих форм в других моколе заимствованиями из манинка; и как общие удержания). В любом случае, эти формы вряд ли могут считаться свидетельством в пользу увеличения генетической дистанции между моколе и ваи-коно и сближения этой группы с манден.

Рассмотренные данные, на мой взгляд, однозначно свидетельствуют о том, что языки моколе следует считать ближайшими родственниками группы ваи-коно, а кажущаяся близость с манден объясняется поздними родственными заимствованиями.

Languages of the Mokole group (Mogofin, Kakabe, Koranko, Lele), dispersed over Guinea and stretching all the way to Sierra-Leone, were long regarded as close relatives of the Manding group with which they share about 80% of the Swadesh 100-item wordlist (which corresponds to about 2000 years of separation), and sometimes they were even regarded as belonging to the Manding group. According to my preliminary lexicostatistical study [Vydrin 2009], the distance between the Mokole and the Manding groups is practically the same as between the Mokole and the Vai-Kono groups (the difference in the genetic distance was within the limits of random error).

The aim of the current study is to specify the position of Mokole with respect to its closest relatives, Vai-Kono and Manding, through a microanalysis of the basic 100-wordlist with special attention to shared innovations. At this stage (in comparison with the 2009 publication), more solid Kakabe data have been used [Vydrina 2015]. Dialectal data of Kakabe have been also taken into account; the dialects have been subdivided into “nuclear Kakabe” (Central and North-Western dialects) and “peripheral Kakabe” (Kuru-Maninka and Wurekaba-Maninka) [Выдрин В.Ф., Выдрина А.В 2014]. A better quality of the language data has allowed to identify further loans, both from closely related languages (mainly Maninka) and from unrelated ones (or related at the Niger-Congo level, such as Pular).

In the basic 100-wordlist, the following common lexemes in Mokole and Kono-Vai groups can be recognized as shared innovations:

‘Belly’: Kono, Vai bú, Mogofin, Koranko, Kakabe búu, Lele bú — cf. Mandin *xɔ́nɔ (the latter form is most probably a Proto-Manding innovation; the form kɔ́nɛ̀ in Kuru-Maninka, which is one of the peripheral Kakabe dialects, seems to be a Maninka loan).

‘Burn’: Kono mína, Vai bìndá, Mogofin bìntán, Kakabe bìntán, Koranko mìndã, Lele mìnda — cf. Manding jèni, jàni (most probably is a Proto-Manding innovation; the form jàni in Kuru-Maninka seems to be a Maninka loan).

‘Green’: Kono yanba-kua, Vai yàmbà-kú'á, Mogofin bùlulama, yànba-kutannama, nuclear dialects of Kakabe kútáɲɛ̀, Koranko yànbakṵyɛ, Lele yànbalama — Maninka fídakɛnɛlama (the form fítakɛndɛlama in Kuru-Maninka results from the Maninka influence). The stem yànba in Mokole and in Vai means ‘leaf’ (it is also attested in Manding), the same as fída in Maninka. The stem *kúta(n) originally meant ‘new’ seems to be a shared innovation of the entire branch of Manding + Mokole and Vai-Kono (in other Mande groups it has no reliable reflexes), however, in Vai-Kono and Mokole it underwent further semantic evolution: ‘new’ > ‘raw, crude’ > ‘green’.

‘Head louse’: Kono ɲànga, Vai ɲàá, Mogofin ɲàngá, Kakabe ɲàngá, Koranko ɲɛnkɛ, Lele ɲànká — Maninka ɲímin.

‘New’: Kono, Vai, Mogofin, nuclear dialects of Kakabe: nàma, peripheral dialects of Kakabe: kúta, Koranko kúra, Lele kúra, kúya — Maninka kúda. Both stems seem to be innovations of the Manding + Mokole + Vai-Kono propolanguage; see above on the semantic evolution of the stem *kúDa(n) (it is unclear if its presence in Koranko, Lele and peripheral Kakabe should be regarded as a shared retention or a result of Maninka influence). The stem nàma is also attested in Manding (Maninka, Bamana) where it expresses the meaning of ‘brand-new’. The Proto-Mokole-Vai-Kono innovation consists in the semantic shift of the stem nàma which became the main word for the notion of ‘new’.

‘Tree’: Kono kɔ̰̀, Vai kɔ̌ŋ, Mogofin lɔ́gɔ́, Kakabe lɔ́gɔ́, Kuru-Maninka yírè, Koranko kɔ̰̀, Lele kɔ̰̀ — Maninka yíri. The forms kɔ̌ŋ, kɔ̰̀ represent a shared innovation of Vai-Kono and Mokole, while the stemps yíri, lɔ́gɔ are attested all over the Mande family and are therefore common retentions.

‘What?’: Kono fḛ́, Vai mé, Mogofin fén, Kakabe fɛ́n, Koranko nfḛ́, Lele fé-se — Maninka mùn. The stem fÉN seems to be a shared innovation of Vai-Kono and Mokole, although similar forms are found in the Samogho languages (which can testify for the common retention interpretation).

A shared innovation between Vai-Kono and Mokole may be the stem *kóló ‘big’, not found in Manding. However, look-alikes are found in the Bozo-Soninke group of Mande: Bozo-Tigemaxo xolo, Bozo-Kelinga hùlò, Soninke xòoré. If these forms turn to be reflexes of the same stem, it will be a proof of its archaic nature, in which case the Vai-Kono and Mokole forms will be interpreted as common retentions, rather than shared innovations.

There are also cases which could be regarded as Vai-Kono innovations independent from Mokole (or concerning Mokole only marginally), while the corresponding Mokole forms are common with Manding:

‘Blood’: Kono wíi, Vai wò'í — Kakabe jèli, Koranko yèle, Lele jìlí, Maninka jèli (however, the Lele form is wùli; the same stem wùli also appears in Susu and Jallonke; in Mogofin we find an independent innovation básé).

‘Breast’: Kono súsu, Vai sùùsùù, Mogofin síngí, Kakabe síngí, Wurekaba-Maninka sún, Koranko kḭ́, sḭ́, Maninka sín (cf. Lele sùusɛ; evidently, the Kono, Vai and Lele forms are nominalizations of the verb ‘to suck’).

‘Liver’: Kono fàa, Vai fà'á, Mogofin sòndóŋ-è, Kakabe búɲa, Koranko bḭ́ya̰, bḛ́ya̰, Maninka bíɲɛ (cf. however Lele fúyiwa, it is unclear if this form is a cognate with the Vai and Kono forms).

‘Star’: Kono tɔnboàká, Vai tóómà, Mogofin lóolo, Kakabe lɔ̀ɔlɔ, Koranko lólo, Maninka lòlo (cf. however Lele tànbuya, tánbura; the stem is also represented in Susu and Southwestern Mande languages).

‘All’: Kono gbɛ́ɛ, Vai gbí, Mogofin bɛ́ɛ́, nuclear Kakabe fɔ́ɔ (a Pular loan), peripheral Kakabe bɛ́ɛ, Koranko bɛ́ɛ, Lele bɛ́ɛ, Maninka bɛ́ɛ.

In all these cases, with the exception of the latter (‘all’), cognates of the Vai-Kono stems are also found in other Mande groups; their cognates (or, at least, look-alikes) appear in Lele (where they can be probably interpreted as Kono loans; alternatively, they may be shared innovation of Vai-Kono and Mokole, in which case we should suppose their subsequent replacement in other Mokole languages by Maninka loans Maninka; they can be also common retentions). Therefore, these forms can hardly be regarded as true Vai-Kono innovations distinguishing this group from Mokole.

The adduced data support the hypothesis of a close relation between Mokole and Vai-Kono groups. An apparent closeness between Mokole and Manding can be explained through recent borrowings from Manding into Mokole languages.

Литература / References

Выдрина А. В., Выдрин В. Ф. Предварительные наброски к диалектологии какабе // От Бикина до Бамбалюмы, из варяг в греки. Экспедиционные этюды в честь Елены Всеволодовны Перехвальской / Отв. ред. В. Ф. Выдрин, Н. В. Кузнецова. СПб: Нестор-История, 2014. С. 227-251.

Vydrin V. On the problem of the Proto-Mande homeland // Вопросы языкового родства – Journal of Language Relationship 1, 2009, pp. 107-142.

Vydrina A. Dictionnaire kakabé-français suivi d’un index français-kakabé. Mandenkan 53, 2015.

**********

И. А. Грунтов (Институт языкознания РАН), О. М. Мазо (ИВКА РГГУ)

Ilya Gruntov (Institute of Linguistics, Moscow), Olga Mazo (RSUH)

Классификация языков Цинхай-Ганьсу по лексикостатистическим данным / Lexicostatistical classification of the Mongolic languages of the Qinghai-Gansu area

На территории Цинхай-Ганьсу (КНР) распространены языки трех языковых семей (сино-тибетской, монгольской и тюркской), которые достаточно сильно влияют друг на друга не только в плане лексики, но и фонетики и грамматики. Большинство монгольских языков (широюгурский, баоаньский, дунсянский, минхэ, хуцзу) достаточно давно известны, язык канцзя был описан сравнительно недавно и его статус был не совсем ясен. В докладе будет представлена уточненная классификация этих монгольских языков на основе лексических изоглосс в рамках 110-словного списка базисной лексики.

The languages of the three families (Sino-Tibetan, Mongolian and Turkic) spoken in the Qinghai-Gansu region (China) strongly influence each other’s phonetics, lexicon and grammar. Most of the Mongolian languages (Eastern Yughur, Baoan, Dongxiang, Mongghul, Mangghuer) were described in various grammars some time ago, but Kangjia was described only recently and its position in the group was unclear. The report proposes a new classification of the Mongolic languages, based on lexical isoglosses within the 110-item wordlist of the basic lexicon.

**********

А. И. Давлетшин (ИВКА РГГУ) / Albert Davletshin (RSUH)

Гипотеза дальнего родства тепеуа-тотонакских, юто-астекских и михе-соке языков / Possible long-distance relationships between Tepehua-Totonacan, Mixe-Zoquean and Uto-Aztecan languages

Недавно появившаяся работа (Brown, Beck, et al. 2011) пытается доказать родство между тепеуа-тотонакскими языками и языками михе-соке, глубины сопоставимой с распадом индоевропейских языков. Анализируя схождения между единицами стословного списка, я покажу, что это родство большей глубины. Фонотактические ограничения и несложные фонологические системы сильно повышают вероятность случайных совпадений в сопоставлениях между двумя семьями, каждая из которых имеет бинарную структуру и состоит из двух относительно неглубоких ветвей. Между тепеуа-тотонакскими и юто-астекским языками также наблюдаются схождения, в том числе, такие, которые позволяют объяснить происхождение некоторых фонетических явлений обоих семей. Сравнение базисной лексики трёх семей делает гипотезу более убедительной и позволяет сопоставить корни, содержащие один согласный.

It has been recently proposed that Tepehua-Totonacan and Mixe-Zoquean languages of Mesoamerica are genetically related and their relationship is comparable to Indo-European in chronological depth (Brown, Beck, et al. 2011). The paper will present a reconstructed 100-word list for Proto-Tepehua-Totonacan. Its comparison with the proto-Mixe-Zoquean 100-word list implies a more remote relationship between two language families if any. There also are some promising matches in basic lexicon between Proto-Tepehua-Totonacan and Proto-Uto-Aztecan and between Proto-Uto-Aztecan and Proto-Mixe-Zoquean. Inclusion of Uto-Aztecan languages strengthens the hypothesis about possible long-distance relationships between Tepehua-Totonacan and Mixe-Zoquean languages.

**********

А. В. Дыбо (Институт языкознания РАН; ИВКА РГГУ) / Anna Dybo (Institute of linguistics, Moscow)

Алтайская триада интервокальных дентальных в современных тюркских языках / The Altaic triad of intervocalic dentals in modern Turkic languages

**********

А. А. Евдокимова (Институт языкознания РАН) / Alexandra Evdokimova (Institute of linguistics, Moscow)

Особенности синтаксиса среднегреческого языка на материале малоазийских граффити

В рамках данного доклада будет рассмотрено около 300 текстов из Малой Азии IV-XV вв. н.э. разной жанровой принадлежности (погребальные надписи, декреты, посвятительные надписи, молитвы, сентенции etc). Поскольку в такого рода памятниках синтаксис диктуется заданными рамками жанровой структуры надписи в сочетании с формулами, будут представлены наиболее частотные формулы для каждого жанра и синтаксические вариации внутри них, а также «ошибки» зачастую обусловленные морфологическими или орфографическими причинами.

При анализе погребальных надписей кроме формул, задающих семантическое ядро текста (например, «ἀνέστησα/ ἀνέσθησα» + Д.п. + τίτ̣λον или στήλην + μνήμης/ μνῆς/ μνείας ἕνεκεν / χάριν), была выявлена группа текстов, своего рода проклятий, адресованных будущим нарушителям покоя мертвых, которая строится по иным синтаксическим законам, чем основной текст надписи и дает богатейший иллюстративный материал синтаксиса частиц и других служебных слов в среднегреческом языке. Приведем несколько синонимичных недатированных примеров из Писидии: «εἰ δέ τις ἕτερόν [τινα] ἐπενβάλη», «ὃς δὲ ἂν ἕτερος ἐπενβάλη». В других композиционных частях погребальных граффити (восхваление умершего, описание хоронивших его родственников и т.п.) встречаются интересные примеры на синтаксические вариации употребления местоимений, в том числе притяжательных и личных.

Декреты и посвятительные, строительные, надписи, являясь по своей сути более пространными текстами и не столь завязанными на формулы, предлагают богатый материал для анализа, в том числе построения сложных предложений и периодов в малоазийском варианте среднегреческого языка. Более подробно будет представлено в докладе.

**********

М. А. Живлов (ИВКА РГГУ; ШГИ РАНХиГС) / Mikhail Zhivlov (RSUH; RANEPA)

О некоторых морфологических параллелях между хоканскими языками / Some morphological parallels between Hokan languages

Настоящий доклад посвящён трём категориям морфологических параллелей между языками семьи хока: инструментальным префиксам, направительным суффиксам и показателям множественного числа.

Инструментальные префиксы можно рассматривать как ареальную черту языков запада Северной Америки: системы таких префиксов засвидетельствованы в хоканских, пенутийских и юто-астекских языках. Тем не менее, сходства между инструментальными префиксами хоканских языков не ограничиваются структурными параллелями. Для пра-хока восстанавливаются следующие инструментальные префиксы (данный перечень не является исчерпывающим): *tu- ‘рукой/пальцами’ (чимарико, ацугеви, помо, яна), *ma- ‘ногой’ (ацугеви, помо), *pa- ‘ртом’ (карук, помо), *p^hu- ‘дуя’ (ацугеви, помо), *ca- ‘зубами’ (карук, яна, юманские), *a- ‘длинным предметом’ (чимарико, помо, юманские), *i- ‘телом’ (ацугеви, помо), *ta- ‘орудием’ (карук, ачумави, юманские).

Направительные глагольные суффиксы образуют «мини-парадигму»: *-k ‘сюда’ / *-m ‘туда’, сохранившуюся в чимарико, шаста, ачумави, ацугеви и юманских языках.

Инфиксы, маркирующие множественное число в именах и глаголах, употребляются в текистлатекских, сери, салинан, помо (только в глаголах) и яна. Для пра-хока восстанавливаются следующие показатели множественного числа: *-l- (салинан, текистлатекские, ? помо, ? сери), *-n- (яна, салинан, текистлатекские), *-t- (яна, салинан, помо, ? сери). Эти морфемы (или их сочетания) могут функционировать в качестве как инфиксов, так и суффиксов.

The present talk will focus on the three kinds of morphological parallels between Hokan languages: instrumental prefixes, directional suffixes and plural markers.

Instrumental prefixes can be viewed as an areal feature of the languages of Western North America: they are attested in languages belonging to Hokan, Penutian and Uto-Aztecan families. Nevertheless, parallels between instrumental prefixes of various Hokan languages are not only structural. The following instrumental prefixes can be reconstructed for Proto-Hokan (the list is not exhaustive): *tu- ‘with the hand/fingers’ (Chimariko, Atsugewi, Pomoan, Yana), *ma- ‘with the foot’ (Atsugewi, Pomoan), *pa- ‘with the mouth’ (Karuk, Pomoan), *p^hu- ‘by blowing’ (Atsugewi, Pomoan), *ca- ‘with the teeth’ (Karuk, Yana, Yuman), *a- ‘with a long object’ (Chimariko, Pomoan, Yuman), *i- ‘with the body’ (Atsugewi, Pomoan), *ta- ‘with a tool’ (Karuk, Achumawi, Yuman).

The directional suffixes on verbs form a “mini-paradigm”: *-k ‘hither’ / *-m ‘thither’, attested in Chimariko, Shasta, Achumawi, Atsugewi and Yuman languages.

Plural of nouns and verbs can be marked by infixes in Tequistlatecan, Seri, Salinan, Pomoan (on verbs only) and Yana. For Proto-Hokan we can reconstruct the following plural markers: *-l- (Salinan, Tequistlatecan, ? Pomoan, ? Seri), *-n- (Yana, Salinan, Tequistlatecan), *-t- (Yana, Salinan, Pomoan, ? Seri). These morphemes (or combinations of them) functioned both as infixes and suffixes.

**********

А. С. Касьян (ИЯз РАН / ИВКА РГГУ / ШАГИ РАНХиГС)

О так называемых абхазо-адыгских надписях на древнегреческой керамике / On the alleged Abkhaz-Adyghe inscriptions on Ancient Greek pottery

Изобразительные сюжеты на древнегреческих вазах нередко сопровождаются надписями (обычно это имена персонажей, но не только). Существенная часть этих надписей (более 1500 единиц) не интерпретируется на древнегреческом материале, хотя и записана древнегреческим алфавитом. В недавно вышедшей статье (Mayor, Adrienne, John Colarusso, David Saunders. 2014. Hesperia 83: 447-493) междисциплинарная группа, состоящая из историка, лингвиста и археолога, предложила расшифровку нескольких таких надписей середины 1 тыс. до н.э. через абхазо-адыгские языки. Поскольку в VI-V вв. до н.э. началась масштабная экспансия греков в Причерноморье и соответственно контакты с местными народами, с исторической точки зрения гипотеза выглядит приемлемо. Однако, к сожалению, детальная проверка опубликованной дешифровки вскрыла слишком большой объем разного рода методологических и фактологических ошибок и неточностей, чтобы считать абхазо-адыгскую гипотезу подтвержденной.

A large number of Ancient Greek vases (dated back to the 8th–4th centuries BC) contains short inscriptions. Normally, these represent trademarks or names and descriptions of the depicted characters and objects. The majority of inscriptions are in Ancient Greek, but there is a substantial number of abracadabra words (more than 1500 items) whose meaning and morphological structure remain vague. Recently an interdisciplinary team (Mayor, Adrienne, John Colarusso, David Saunders. 2014. Hesperia 83: 447-493) came up with the idea that some of the nonsense inscriptions associated with Amazons and Scythians are actually written in ancient Abkhaz-Adyghe languages. The idea is promising since in the mid-1st millennium BC the Greeks initiated the process of active expansion in Asia Minor and the Circum-Pontic region, so it is natural to suppose that contacts with autochthonous peoples might be reflected in the Greek art. Unfortunately, detailed examination suggests that the proposed Abkhaz-Adyghe decipherment is semantically and morphologically ad hoc, containing a number of inaccuracies and errors of various kinds. The methodological and factual flaws are so substantial that it makes Mayor et al.’s results improbable.

**********

Е. В. Коровина (ИВКА РГГУ)

Названия грибов в языках майя / Mushroom names in Maya languages

В настоящее время существует большое количество исследований посвященных видовому составу и использованию грибов в области майя. Таким образом, практически для всех этнических групп майя имеются данные о названиях грибов, однако сравнительное изучение этой терминологии ранее насколько известно не проводилось. В общей сложности в регионе произрастает свыше 200 видов различных видов грибов, однако для большинства из них в имеющихся источниках отсутствуют названия. Также следует отметить, что ни одно из названий грибов не может быть строго выведено на протомайясский уровень, однако, например, обозначение цезарского гриба (Amanita Caesarea), как желтого гриба *q’an tzuh присутствует в мамийских, кичеанских, канхобальских и цельталанских языках.

There is a large number of studies devoted to mushrooms, their species and use in the Maya area. Consequently, there is a lot of data on mushroom names for almost all ethnic Maya groups, but it seems that no comparative study of them has ever been carried out. More than 200 different kinds of mushrooms grow in the Maya area, but most of their names are missing in the available sources. It should also be noted that none of the mushroom names may be strictly reconstructed to the Proto-Mayan level; however, for example, the term for Amanita Caesarea (Amanita Caesarea) - *q'an tzuh lit. yellow mushroom, is found in the Mamean, K’ichean, K’anjobalan and Tzeltalan languages.

**********

Ю. Б. Коряков (Институт языкознания РАН)

Проблема "язык или диалект" и попытка лексикостатистического подхода / Language vs. dialect question and attempt of lexicostatistic approach

Разграничение языков и диалектов – это один из вечных вопросов лингвистики. Хотя лингвисты сами постоянно оперируют, используют или ссылаются на понятие язык, они всячески открещиваются от попыток определить, чем он отличается от диалекта.

В докладе будут кратко рассмотрены два типа подходов к этой проблеме: социо-этно-политические и структурные. Затем будет предложена и рассмотрена на большом количестве примеров методика определения, является ли пара идиомов разными языками или диалектами одного языка, с помощью процента совпадений по 100-словному списку Сводеша. Понятно, что такой метод также не является совершенным, но он хотя бы является более последовательным и объективным, чем многие другие методы.

Linguists have always understood the notion of “language” as inherently problematic, and the question of whether a particular form of speech should be classified as a separate language or a dialect cannot be answered easily. Although linguists use or mention the notion constantly, they often tried to avoid the question.

Criteria such as shared standard norm, common ethnic identity and mutual intelligibility will be briefly reviewed in the talk. Another, perhaps more practical, method is to measure the amount of shared cognates in the list of 100 basic words. The method will be examined with quite a few examples. It will be argued that, even though this method is not a perfect measurement either, at least it might be consistent and more objective than many others.

С. В. Кулланда (Институт востоковедения РАН) / Sergei Kullanda (Institute of Oriental studies, Moscow)

Еще раз о предполагаемых северокавказских заимствованиях в неродственных древних языках /

В докладе рассматриваются примеры индоиранских (др.-инд. keśa, авест. gaēsa и др.), латинских (caesaries, focus), шумерских (GIGIR) лексем, не имеющих надежной этимологии внутри соответствующих традиций, но поддающихся объяснению из (пра)северокавказского.

**********

А. Ю. Милитарев (ИВКА РГГУ) / С. Л. Николаев (Институт славяноведения РАН)

Alexander Militarev (RSUH) / Sergei Nikolaev (Institute of Slavic studies, Moscow)

Праафразийские зоонимы и проблема афразийской прародины / Proto-Afrasian animal names and the problem of Afro-Asiatic Urheimat

До недавнего времени разные точки зрения на прародину афразийцев либо аргументировались общими и экстралингвистическими соображениями, иногда сопровождающимися малочисленными, разрозненными и недостаточно репрезентативными лексическими сопоставлениями (работы К. Эрета и Р. Бленча), либо опирались на реконструированные праафразийские термины, интерпретируемые как свидетельство интенсивного собирательства съедобных дикорастущих (статья И.М. Дьяконова 1981 г.) или раннего земледелия (ряд статей А.Ю. Милитарева).

Очевидно, что афразийская прародина не может быть локализована без полной и детальной реконструкции ПАА зоонимов, фитонимов, лексики, обозначающей явления окружающей среды, и культурной лексики. Существенное значение имеют получаемые методом глоттохронологии приблизительные даты распада афразийского праязыка и восходящих к нему промежуточных праязыков. Решение проблемы афразийской прародины невозможно без координации результатов компаративистики с результатами смежных наук – археологии, палеоклиматологии, палеонтологии и популяционной генетики человека.

ПАА зоонимы до сих не были ни полностью реконструированы, ни систематически соотнесены с палеозоологическими данными. На настоящий момент А.Ю. Милитаревым, привлекающим также материалы и наиболее надежные реконструкции О.В. Столбовой, А.Б. Долгопольского, В. Блажека и Г. Такача, реконструировано свыше сотни зоонимов, которые можно считать праафразийскими и которые релевантны для решения проблемы афразийской прародины – в плане как биоценоза, так и хозяйственной деятельности (охота, рыболовство, доместикация животных) прафразийцев.

А.Ю. Милитаревым разработана следующая классификация афразийской макросемьи языков, основанная в первую очередь на лексикостатистике. Цифры обозначают ориентировочные даты распадения праязыков.

Праафразийский ‒ ок. 11000 до н. э.

Прасемито-египетско-берберо-чадский ‒ ок. 9500 до н. э.

Прасемитский ‒ ок. 4500 до н. э.

Праегипетско-берберо-чадский ‒ ок. 8000 до н. э.

Египетский

Праберберо-чадский ‒ ок. 6500 т. до н. э.

Праберберский ‒ ок. 1000 до н. э.

Прачадский ‒ ок. 5500 до н. э.

Пракушитско-омотский ‒ ок. 10000 до н. э.

Пракушитский ‒ ок. 8000 до н. э.

Прасевернокушитский (беджа)

Працентральнокушитский (агавские) – ок. 3300 до н.э.

Правосточнокушитский (включая яааку) – ок. 6300 до н.э.

Праюжнокушитский (включая дахало и маа) – ок. 5000 до н.э.

Праомотский ‒ ок. 6500 до н. э.

Прасеверноомотский – ок. 4200 до н.э.

Праюжноомотский (включая онготу) – ок. 1500 до н.э.

При строгом подходе праафразийскими считаются корни, которые представлены в обеих ветвях с обязательной репрезентацией в семитских языках. Однако в случае с зоонимами этот принцип нарушается: сохранение ПАА корней зависит от наличия их денотатов в ареале, в котором носители конкретного праязыка оказывались в результате миграции.

Согласно гипотезе А.Ю. Милитарева, праафразийцы отождествляются с создателями натуфийской археологической культуры Леванта (ок. 12500‒9500 до н. э.) ‒ высокоразвитой культурой мезолитических охотников и собирателей. ПАА набор корней, обозначающих диких парнокопытных (быков, оленей, антилоп, коз и т. п.) и крупных хищных животных (медведя, льва, леопарда, волка и т. п.), в основном сооответствует фауне натуфийского Леванта, устанавливаемой по данным палеозоологии.

Однако с формальной точки зрения праафразийскими являются также и корни, обозначающие крупнейших тропических животных ‒ слонов, гиппопотамов и носорогов. Эти корни имеют свои рефлексы в чадских (реже берберских и египетском) и кушитских и/или омотских языках, но скудно представлены в семитских. В семитских языках, прародина которых находилась в Передней Азии, ряд таких корней обозначает мифических животных (‘монстр’, ‘мифический бык’). Регулярные фонетические соответствия между рефлексами данных корней свидетельствуют об их ПАА происхождении; реконструкция ПАА семантики каждого из них нуждается в уточнении. Для ПАА и прасемито-египетско-берберо-чадского (ПСЕБЧ) языков реконструируется нескольких корней со значением ‘лошадь, осел’. В Леванте в натуфийскую эпоху был представлен только один вид непарнокопытных ‒ кулан, тогда как Африку населяло несколько видов диких лошадиных.

Это дает основание соавтору доклада, С.Л. Николаеву, склоняться к предложенной рядом исследователей (И.М. Дьяконов и др.) восточноафриканской (эфиопской?) локализации прародины ПАА. Климат Леванта в эпоху ранненатуфийской культуры (ок. 12500–10800 до н. э.) был неприемлем для тропических животных. Слоны, носороги, бегемоты и непарнокопытные (кроме кулана) не населяли Левант и в более теплую пребореальную фазу голоцена, включающую в себя период позднего Натуфа (ок. 10800‒9500 до н. э.). Почти все виды крупных млекопитающих, характерные для позднедриасового и пребореального Леванта, в ту эпоху обитали и в северо-восточной Африке, поэтому реконструкция их ПАА названий не препятствует африканской локализации прародины. Хорошая сохранность ПАА корней, обозначающих представителей африканской фауны в прачадском, худшая в египетском и праберберском и реликтовая в прасемитском языке могут объясняться широтным расположением праязыков, восходящих к ПСЕБЧ диалектам. Их совокупный ареал простирался от северо-востока Африки до Леванта включительно. Кушитская и омотская прародины, по всей видимости, находились еще южнее ‒ в Восточной Африке.

Доклад посвящен обзору предложенных праафразийских зоонимов и обсуждению в этом контексте проблемы географической локализации афразийского праязыка и, соответственно, проблемы прародины афразийцев.

Up until now, the debates about the primary habitat of the speakers of Proto-Afrasian (Afroasiatic / Semito-Hamitic) have been based either upon a general and extra-linguistic argumentation, sometimes provided with scarce, sparse and unrepresentative lexical comparisons (e.g. in Chr. Ehret’s and R. Blench’s works); or upon the reconstruction of Proto-Afrasian (PAA) terms interpreted as testifying to intensive gathering of wild cereals and beans (Diakonoff 1981) or to insipient agriculture (mainly Militarev’s works).

It goes without saying that the Urheimat issue cannot be seriously raised without a complete and detailed reconstruction of PAA animals and plants names, environmental and cultural vocabularies. Of vital importance here are approximate dates of branching of PAA and its descendant proto-languages, obtained by glottochronology. The trustworthy solution of the problem can be achieved only through correlation of the comparative linguistic data with the findings and outcome of such related sciences as archaeology, paleoclimatology, paleontology and human population genetics.

Unil now, any systematic paleozoological argumentation relying on a complete set of PAA animal names has been conspicuously lacking. Over a hundred animal names reconstructed by now by A. Militarev (who has also drawn from the most reliable comparanda and reconstructions by O. Stolbova, A. Dolgopolsky, V. Blažek and G. Takács) are representing the terms that can be labeled as Proto-Afrasian and corresponding species relevant for addressing the problem of the Proto-Afrasian habitat from the point of view of both biocenosis and food acquisition (hunting, fishing, and domestication of animals).

The genealogical classification of the Afrasian macrofamily worked out by A. Militarev relying first and foremost on lexicostatistics is as follows (the figures below refer to the approximate BCE dates of branching of proto-languages, obtained glottochronologically by S. Starostin’s method):

Proto-Afrasian ‒ ca. 11,000

Proto-Semitic-Egyptian-Berber-Chadic (PSEBC) ‒ ca. 9,500

Proto-Semitic ‒ ca. 4,500

Proto-Egyptian-Berber-Chadic ‒ ca. 8,000

Egyptian

Proto-Berber-Chadic ‒ ca. 6,500

Proto-Berber ‒ ca. 1,000

Proto-Chadic ‒ ca. 5,500

Proto-Cushitic-Omotic (PCO) ‒ ca. 10,000

Proto-Cushitic ‒ ca. 8,000

Proto-North Cushitic (Beja)

Proto-Central Cushitic (Agaw) ‒ ca. 3,300

Proto-East Cushitic (including Yaaku-Mogogodo) ‒ ca. 6,300

Proto-South Cushitic (including Dahalo and Ma’a) ‒ ca. 5,000

Proto-Omotic ‒ ca. 6,500 BCE

Proto-North Omotic (including Dizi and Mao) ‒ ca. 4,200

Proto-South Omotic (including Ongota) ‒ ca. 1,500

Given the above classification, only those roots whose reflexes are attested in both SEBC and CO branches of Afrasian can be labeled PAA (securing this status is the attestation in Semitic). In the case of faunistic terms, though, this principle cannot be followed, as the retention of PAA animal names depended on availability of the denotata in the area where the respective language speakers migrated.

In accordance with Militarev’s hypothesis, Proto-Afrasians are associated with the highly developed Natufian Epipaleolithic culture of hunters and gatherers (12,500‒9,500 BCE). The repertoire of the PAA zoonyms denoting wild even-toed ungulates (bovini, deer, antelopes, goats, etc.) and large carnivorans (bear, lion, leopard, wolf, etc.) is basically compatible with the Levantine paleozoological picture.

However, several terms denoting tropical African largest animals such as elephant, hippopotamus and rhinoceros are to be formally considered PAA, too. These PAA roots are usually well reflected in Chadic (less so in Berber and Egyptian) and Cushitic and/or Omotic, but poorly attested in Semitic, whose original habitat being West Asia, the terms in question often refer to mythical animals (‘monster’, ‘fabulous bull’ and the like). Regular consonantal correspondences between the reflexes of these roots point to their PAA origin (though the primary meaning of each PAA term is hard to specify). Several roots with the meanings ‘donkey’ and ‘horse’ in daughter languages have been also reconstructed on the PAA or SEBC level; in this connection it is worth mentioning that the only species of odd-toed ungulates attested in the Levant is onager, while Africa was home of several species of wild equids.

Therefore the co-author of this report, S. Nikolaev, is inclined to see the PAA Urheimat in East Africa (Ethiopia?), which has been earlier proposed by several students (I. Diakonoff and others). The climate of the Levant in the the Early Natufian period (ca. 12,000‒10,800 BCE) was unacceptable for tropical mammals. Elephants, rhinoceroses, hippopotami, and odd-toed ungulates (except onager) didn’t inhabit the Levant either during the warmer Pre-boreal phase of the Holocene, which included the Late Natufian period (ca. 10,800‒9,500 BCE). Almost all of the species of large mammals typical of the Young Dryas and Pre-boreal Levant inhabited South-East Africa, too, therefore the reconstruction of their PAA names doesn’t interfere with the African location of the Urheimat. A relatively good preservation in Proto-Chadic of the PAA roots relating with the African fauna, their much weaker representation in Egyptian and Proto-Berber and their relict presence in Proto-Semitic are probably accounted for by a latitudinal layout of the proto-languages descending from the PSEBC dialects whose aggregate area is likely to have stretched from North-East Africa up to the Levant. The Cushitic and Omotic Urheimats are rather to look for further south of the PSEBC Urheimat ‒ in East Africa.

The report includes a review of the PAA zoonyms and a discussion in this context of the problem of geographical location of the Proto-Afrasian Urheimat and, respectively, of the homeland of the Afrasians.

**********

М. А. Молина (Институт языкознания РАН) / Maria Molina (Institute of linguistics, Moscow)

Синтаксически размеченный корпус хеттского языка: основные принципы и проблемы / Syntactically annotated corpus of Hittite: problems and principles

Для мертвых языков корпусное исследование часто оказывается единственным способом найти ответ на ряд вопросов относительно их синтаксиса, в частности, относительно регулярности того или иного порядка слов и ограничений на позицию в клаузе. При этом хеттский язык остается на данный момент одним из немногих индоевропейских языков, для которых синтаксически размеченного корпуса в свободном доступе нет. Цель проекта Hittitecorpus.ru, синтаксически размеченного онлайн-корпуса хеттских писем, инструкций и молитв с поисковым интерфейсом, разработанного на базе технологии MsSQL Server, — создать инструмент корпусного исследования синтаксиса и информационной структуры хеттского языка в разные его периоды.

При разработке структуры корпуса и принципов его разметки его авторы столкнулись с проблемами, специфическими для анатолийских языков и клинописных источников: большое количество битых фрагментов в материале, традиция передачи лингвистической информации через разметку текста (курсив, прописные буквы, субскрипт, суперскрипт), развитая система клитик, записываемых без пробела вместе со словом-хозяином. Принципы отражения этих особенностей в корпусе хеттского языка представлены в первой части доклада. Вторая часть посвящена синтаксической разметке корпуса. В проекте Hittitecorpus.ru применяется формальный анализ структуры составляющих в рамках генеративной грамматики. Данный формализм позволяет отразить специфику порядка слов, в том числе ваккернагелевских и неваккернагелевских клитик в хеттском языке. В докладе обсуждается также принцип организации трибанка (банка синтаксических деревьев) с возможностью поиска тех или иных синтаксических последовательностей.

Corpus research is often the only way to find answers to a wide range of questions concerning syntax and information structure of a dead language, particularly when word order or position in the clause are concerned. Hittite is one of the rare Indo-European languages for which an online syntactically annotated corpus has not yet been developed. The aim of the project at Hittitecorpus.ru, — a syntactically annotated corpus of Hittite based on MsSQL technologies, with an online search engine, — is to develop an instrument for corpus research of syntax and information structure of Hittite throughout its history.

Building a structure of the corpus and developing the main principles of its annotation revealed some language specific problems that are going to be presented in the report along with the possible solutions (partly realised in the corpus, partly in the process of realisation, partly discussed purely theoretically). The first part of the report is focused on the mark-up of the Hittite texts, that bears important linguistic information and therefore should be conserved in the corpus; on the problem of brokenness of material; and on the separation of clitic chains. The second part of the report concerns syntactic analysis of the clause which is done within the frame of transformational generative linguistics. This formalism allows explanation of the clitic placement in Hittite. The principles of a treebank development are also presented in the report.

**********

О. В. Попова (Paris 1 Panthéon-Sorbonne) / М. Г. Калинин (ИВКА РГГУ)

Olga Popova (Paris 1 Panthéon-Sorbonne) / Maksim Kalinin (Institute of Oriental and classical studies, RSUH, Moscow)

Отражение социолингвистической ситуации нововавилонского периода в эпистолярных документах / Sociolinguistic situation of the Neo-Babylonian period in the epistolary documents

Документы VII-IV вв. до н.э., найденные на территории Вавилонии, написаны клинописью на нововавилонском языке. Вместе с тем, родным языком значительной части населения Вавилонии был арамейский, официальные документы писались на стандартном вавилонском и до падения Ассирийской империи в 626-610 гг. до н.э. важную роль играл новоассирийский. Социолингвистическую ситуацию Вавилонии середины 1 тыс. до н.э. позволяет оценить частная переписка, так как сосуществование и взаимодействие нескольких языков иногда проявляется внутри одного текста. В докладе на примере нескольких документов будет продемонстрировано, какое влияние арамейский, новоассирийский и стандартный вавилонский оказывали на фонетику, лексику и синтаксис нововавилонского языка.

The documents of the 7-4 centuries BC, which were found on the territory of Babylonia, had been written in cuneiform script in Neo-Babylonian language. Yet Aramaic was the native language for the great part of the population of Babylonia. Besides this, the official documents were written in Standard Babylonian, and, before the fall of the Assyrian Empire in 626-610 BC, Neo-Assyrian language had an important place as well. Sociolinguistic situation in Babylonia of the middle of first millennium BC can be evaluated by the study of private correspondence. The coexistence and interaction of multiple languages is sometimes manifested in one and the same text. In this speech, we shall demonstrate on the example of several documents the impact that Aramaic, Neo-Assyrian and Standard Babylonian had on phonetics, vocabulary and syntax of the Neo-Babylonian language.

В. Я. Порхомовский (Институт языкознания РАН) / Victor Porkhomovskiy (Institute of Linguistics, Moscow)

Культурно-исторические парадигмы и лингвистические реконструкции / Cultural historical paradigms and linguistic reconstructions

Настоящий доклад посвящен влиянию культурных и исторических факторов на сравнительно-историческое языкознание. Сравнительно-исторические исследования и лингвистические реконструкции сформировались в начале 19 века на основе ндоевропейских языков. В то же время хорошо известно, что в наиболее ранних попытках сравнения языков фигурировали именно семитские языки. Достаточно упомянуть знаменитый библейский эпизод с “shibboleth ~ sibboleth” (Книга Судей 12, 6). Таргумы (арамейские переводы Biblia Hebraica) создавали мощный импульс для еврейско-арамейский сравнений. В эпоху средневековых арабской и еврейской филологических школ к еврейско-арамейским сравнениям добавился арабский язык. Так, две из трех частей Рисалы, главного труда Йегуды ибн Курайша (12 в. н.э.) посвящены еврейско-арамейским и еврейско-арабским сравнениям. Имеются все основания рассматривать арабско-еврейские средневековые грамматические традиции ак Золотой век семитских сравнительных штудий. Тем не менее, теория и методология современной сравнительно-исторической лингвистики были разработаны специалистами по индоевропейским языкам. Эрнест Ренан, один из крупнейших семитологов 19 века, даже высказывал свои сожаления по этому поводу.

Ситуация в сравнительной семитологии в целом выглядит еще более сложной. Невозможно не замечать широко распространенную тенденцию отказа от реконструкции морфологических архетипов на протосемитском уровне. Антуан Мейе, один из патриархов сравнительного языкознания, утверждал: «Les langues sémitiques sont plus semblables entre elles que ne le sont les langues indo-européennes ; à les observer, on a souvent l’impression de formes diverses d’une même langue plutôt que de langues vraiment différenciées, comme le sont les langues indo-européennes ; et malgré cela, on n’arrive pas à poser un "sémitique commun", un ursemitisch, comme on pose un "indo-européen commun", un urindogermanisch.» Значительная роль в этой парадоксальной ситуации принадлежит противоречиям в распределении морфологических изоглосс в рамках семитской глагольной системы. Тем не менее, здесь нельзя не учитывать влияние культурных, исторических и психологических факторов в семитской компаративистике. Эти факторы также будут рассматриваться в настоящем докладе.

The present talk is focused on the cultural and historical implications for comparative historical linguistics. It is a general knowledge that comparative studies and linguistic reconstructions emerged in the beginning of the 19^th century on the basis of Indo-European languages. At the same time it is well-known that Semitic languages were attested in the earliest attempts to compare languages, suffice it to mention the famous biblical episode of “shibboleth ~ sibboleth” (Judges 12,6). Targumim (Aramaic translations of Biblia Hebraica) gave a powerful impulse to Hebrew-Aramaic comparisons. In the epoch of medieval Arabic and Hebrew philological schools Arabic was added to Hebrew-Aramaic comparisons. Thus, two of the three parts of "risJla", the major work by Yehuda ibn Quraish (10^th century AD), are dedicated to Hebrew ‑ Aramaic and Hebrew ‑ Arabic comparisons. There is every reason to consider Arabic-Hebrew medieval grammar traditions as the Golden Age of comparative Semitic studies. Nevertheless, the theory and methodology of modern comparative historical linguistics has been worked out by specialists in Indo-European languages. Ernest Renan, one of the great semitologists of the 19^th century, even expressed his regret and bewilderment about it.

The overall situation in Semitic comparative studies is even more complicated. It is not possible to ignore a widely spread refusal to reconstruct morphological archetypes on Proto-Semitic level in the history of comparative Semitic studies. Thus, Antoine Meillet, one of the patriarchs of comparative linguistics, emphasized: «Les langues sémitiques sont plus semblables entre elles que ne le sont les langues indo-européennes ; à les observer, on a souvent l’impression de formes diverses d’une même langue plutôt que de langues vraiment différenciées, comme le sont les langues indo-européennes ; et malgré cela, on n’arrive pas à poser un "sémitique commun", un ursemitisch, comme on pose un "indo-européen commun", un urindogermanisch.» An important part in this paradox is due to the contradictory morphological isoglosses in Semitic verbal system. However, it may be presumed that the role of cultural, historical and psychological factors in Semitic comparative studies should not be underestimated. These factors will be also discussed in the present talk.

**********

М. Н. Саенко (Институт славяноведения РАН) / Mikhail Saenko (Institute of Slavic studies, Moscow)

Скорость выпадения базисной лексики: данные романских языков /

В докладе рассматривается один из основных постулатов лексикостатистики, согласно которому, скорость изменения базисной лексики постоянна, в применении к романскому материалу. Эмпирические данные показывают, что процент сохранности лексики архаической латыни в более, чем сорока 110-словных списках романских идиомов, укладываются в кривую нормального распределения Гаусса, при этом разница между самым консервативным и самым инновативным идиомами достигает 12%. В докладе разбирается, насколько важным этот факт оказывается для измерения лингвистического времени при помощи лексикостатистики.

This paper aims to examine one of the basic axioms of lexicostatistics, according to which the speed of basic vocabulary change is constant, applying the Romance lects material. The empirical data reveal that, in more than forty out of 110-word lists of the Romance lects, the percent of preserved archaic Latin words corresponds to the normal distribution, while the difference between the most conservative and the most innovative lects reaches 12%. This paper attempts to analyse the importance of this fact for linguistic time measurement with the help of lexicostatistics.

**********

Сим Г. Е. (Институт языкознания РАН) / Galina Sim (Institute of Linguistics, Moscow)

Внутренняя классификация экоидных языков: сопоставительные данные фонологии и лексикостатистики / The internal classification of Ekoid languages: comparative data from phonology and lexicostatistics

**********

Г. С. Старостин (ИВКА РГГУ; ШГИ РАНХиГС) / George Starostin (RSUH; RANEPA)

«Микро»-лексикостатистика и казус скандинавских языков / «Micro»-lexicostatistics and the Scandinavian case

Со времен выхода в свет «классической» антиглоттохронологической работы Бергсланда и Фогта, до сих пор цитируемой в каждом критическом обзоре метода Сводеша, данные скандинавских языков стали своего рода «визитной карточкой» исследователей, категорически отвергающих любой вариант глоттохронологической константы — даже несмотря на то, что в классической работе 1989 г. С. А. Старостин продемонстрировал иллюзорность «сверхвысокой» скорости распада 100-словного списка в литературном норвежском языке букмол, показав, что данный процесс был обусловлен почти исключительно внешним влиянием (массовые заимствования из датского, шведского и немецкого языков), а не внутренними причинами; напротив, консервативность современного исландского по результатам этого исследования оказывалась не сильно удаленной от новой константы (0.05), на которую С. А. Старостин предложил заменить константу Сводеша (0.14).

При всей важности поправок С. А. Старостина следует, однако, отметить, что его подсчеты по скандинавским языкам опирались на достаточно сырые лексикостатистические списки, без детального выверения по источникам. Поскольку в истории глоттохронологии скандинавские языки занимают столь исключительное положение, чрезвычайно важно опираться на максимально точные данные. Составленные нами заново 100-словные списки по основным скандинавским языкам (литературному норвежскому, датскому, шведскому, исландскому, фарерскому) и сопоставление их с древнеисландским списком, а также с готским списком в качестве контрольной единицы, показывает, что:

(а) «консервативность» исландского, хотя и несомненно имеет место, на самом деле не сильно отличается от «консервативности» других скандинавских языков, в частности, датского;

(б) с лексикостатистической точки зрения букмол логичнее рассматривать как слегка «норвегизированный» вариант датского, нежели наоборот;

(в) явно наблюдается общая тенденция к замедлению лексикостатистического распада от древних языков к современным (ср. примерно 7-9 инноваций в списке от прагерманского состояния к праскандинавскому и около 5-6 инноваций от праскандинавского к современным скандинавским языкам);

(г) при этом в совокупности число инноваций от прагерманского к современным скандинавским языкам (от 12 до 15) оказывается едва ли не вдвое меньшим, чем, например, хронологически сопоставимые показатели от классического к современному китайскому языку или от аттического греческого к современному (более 30 инноваций в обоих случаях, причем необъяснимых как явные заимствования).

По всей видимости, причины столь значительных расхождений следует искать в социолингвистической плоскости, включая взаимное влияние диалектных субнорм как дополнительный источник ускорения (а не замедления) распада 100-словного списка в ситуациях, когда региональные нормы последовательно сменяют друг друга в роли общенациональной. Однако в такой ситуации скандинавский «казус» для древних обществ должен рассматриваться скорее как норма, чем исключение. Дальнейшая работа над 100-словными списками языков с известной историей, проводимая в рамках проекта Global Lexicostatistical Database, скорее всего, позволит прояснить ситуацию.

Ever since the publication of the classic anti-glottochronological paper by Knut Bergsland and Hans Vogt, still regularly cited in every critical review of the Swadesh method, Scandinavian data have been used as a favorite argument by those who categorically deny the reality of any variant of the glottochronological constant — regardless of the fact that in his seminal 1989 paper, Sergei Starostin had demonstrated that the suggested tremendous "acceleration" of glottochronological decay in literary Norwegian is in fact an illusion, caused almost exclusively by external reasons (mass borrowings from Danish, Swedish, and German) rather than internal causes; as for the alleged "conservatism" of Icelandic, it was shown that its replacement rate is really not that far removed from the new constant (0.05) that Starostin suggested to be more accurate than Swadesh's 0.14.

As important as those corrections were, it must nevertheless be noted that Sergei Starostin's calculations rested on somewhat inaccurate lexicostatistical lists, without a detailed consideration of such issues as semantic precision and synonymy. Since Scandinavian data is so important for the calibration of glottochronology, it is very important to rely on maximally formalized, well-annotated and justified wordlists. Keeping this in mind, new Swadesh-type datasets were constructed for the principal Scandinavian languages (literary Norwegian, Danish, Swedish, Icelandic, Faroese) as well as for Old Norse. Using Gothic as an outlier, we have discovered that:

(a) "Icelandic conservatism", while definitely a reality, is in fact not too different from the "conservatism" of other Scandinavian languages - in particular, replacement rates for Danish are just as low as for Icelandic (and only slightly higher for Swedish);

(b) Literary Norwegian, from a strictly lexicostatistical point of view, should rather be considered a slightly "Norwegianized" form of Danish, rather than vice versa;

(c) there is a clearly observed tendency of deceleration of glottochronological decay from ancient languages to modern ones (cf. approx. 7-9 innovations from Proto-Germanic to Proto-Scandinavian, compared with approx. 5-6 innovations from Proto-Scandinavian to modern Scandinavian languages);

(d) at the same time, the total number of innovations from Proto-Germanic to modern Scandinavian languages (from 12 to 15) is almost twice as low as the corresponding number for Chinese (from Classical to Modern) and Greek (from Old Attic to Modern), comprising more than 30 innovations in both cases, few, if any, of which can be safely attributed to external borrowings.

It would seem that the reasons for this discrepancy should be looked for in sociolinguistic reality, including mutual influence of dialectal norms as an additional source of acceleration (rather than deceleration) of glottochronological decay in situations where regional norms consecutively replace each other in the function of the common national language. However, if so, more ancient societies should be expected to rather reflect rates closer to the "Scandinavian case", than vice versa. Further research on replacement rates for languages with attested history, currently conducted as part of the Global Lexicostatistical Database project, is bound to clarify the situation.

**********

О. В. Столбова (Институт востоковедения РАН) / Olga Stolbova (Institute of Oriental studies, Moscow)

Афразийская сельскохозяйственная лексика (взгляд со стороны) / Chadic-Cushitic contributions to Afrasian farming terms

Афразийская с/х лексика не раз становилась предметом исследований, но их основой всегда являлся материал семитских языков. Cм., например: A. Militarev, 2002 "The Proto-Afrasian Farming Lexicon". В докладе предлагаются АА этимологии: а. слабо или вообще не представлены рефлексами в семитских языках; б. включающие Аккадскую лексику, не помеченную в словарях как заимствования из Шумерского языка; в. с "периферийной" семантикой (сбор урожая и обработка зерна). Рассматриваются также внутренняя структура и границы "этимологического гнезда".

It is not a surprise that studies of Afrasian farming terms were always focused on Semitic data. Cf., e.g., A. Militarev, 2002, "The proto-Afrasian Farming Lexicon". The presentation is aimed at suggesting AA etymologies poorly supported by Semitic data or lacking Semitic forms in general. On the other hand, special attention will be paid to Akkadian glosses, which are not labelled as Sumerian loans and to terms for `harvesting' and `processing of grain'. The internal structure and the frames of a "root сluster" (cf. AA *mVr- below) will be under discussion.

**********

А. В. Сидельцев (Институт языкознания РАН) / И. С. Якубович (Марбургский университет)

Andrej Sideltsev (Institute of linguistics, Moscow) / Ilya Yakubovich (Philipsuniversität Marburg)

Анатолийские кванторы в исторической перспективе / Anatolian Quantifiers in Historical Perspective

В анатолийских языках засвидетельствованы две местоименные основы, используемые в целях квантификации, чьи номинативные формы могут быть реконструируемы как *k^wis-ke и *k^wis-xo на праанатолийском уровне. Синхронный анализ систем местоимений в отдельных анатолийских языках выявляет семантическое распределение между *k^wis-xo и *k^wis-ke как двумя основами, соответственно тяготеющими к функциям квантора неопределенности и квантора существования. С исторической точки зрения *k^wis-ke представляет собой результат диссимиляции праиндоанатлоийского *k^wis-k^we ‘любой’, дословно “кто-и”. Можно предположить, что данная фонетическая диссимиляция в сочетании с расширением полисемии праанатолийского *k^wis-ke в направлении квантора существования привели к семантической непрозрачности обсуждаемого местоимения. Поэтому в своем первоначальном значении оно уступило место праанатолийскому *k^wis-xo, дословно “кто-и” (ср. анат. = xo ‘и’). В нашем докладе мы постараемся проследить эволюцию данной системы в отдельных анатолийских языках, а также остановимся на значении наших результатов для реконструкции исторической фонологии ликийского языка.

The Anatolian languages feature two series of pronouns used for the purposes of quantification, whose nominative forms can be reconstructed as *k^wis-ke and *k^wis-xo on the Proto-Anatolian level. The synchronic analysis of individual pronominal systems suggests a semantic distribution, according to which *k^wis-xo leaned toward the domain of universal quantification, whereas *k^wis-ke was reserved for existential quantifiers and adjacent meanings. From the historical viewpoint, it appears that Proto-Anatolian *k^wis-ke reflects the result of a dissimilation in Proto-Indo-Anatolian *k^wis-k^we ‘each’, literally “who-and”. Presumably, this phonetic dissimilation and the semantic extension of Proto-Anatolian *k^wis-ke toward existential quantification reduced the transparency of the pronoun under discussion. Therefore it was replaced in its original domain with Proto-Anatolian *k^wis-xo, literally “who-and” (cf. Anat. *=xo ‘and’). In our presentation we intend to sketch the evolution of this system in individual Anatolian languages and to discuss the repercussions of our conclusions for Lycian historical phonology.

**********

А. А. Трофимов (Лаборатория востоковедения ШАГИ РАНХиГС)

Значение возможности или невозможности образования нулевой ступени корней для индоевропейcкого именного словообразования

В современной индоевропеистике исследование именного склонения проводится в основном в рамках двух подходов. Один – теория акцентно-аблаутных парадигм. Приверженцы данной концепции пытаются реконструировать парадигмы праиндоевропейских имен исходя из связи ударения и аблаутных чередований. Другой подход состоит в проецировании на праязыковой уровень засвидетельствованных в древних языках акцентных систем. П. Кипарский называет первый подход «парадигматическим», второй – «композиционным» [Kiparsky 2010]; М. А. Живлов – «внутренняя реконструкция 1» и «внутренняя реконструкция 2» [Живлов 2016].

Глубинная причина распределения имен по тем или иным группам остается непонятной. Некоторые его закономерности увязываются сторонниками реконструкции акцентно-аблаутных парадигм с так называемой внутренней деривацией [Николаев 2010]. Однако внутренняя деривация, если она действительно существовала в праязыке, может объяснить только отдельные случаи, причем вторичного происхождения. При этом распределение первичных основ остается необъясненным. Присвоение морфеме той или иной валентности на основании эмпирических данных также не решает вопроса о том, на основании чего, собственно, изначально она присваивалась в праязыке. В последнее время некоторые исследователи высказывают мнение, что на распределение праиндоевропейских имен по тем или иным типам влияют такие факторы, как ударение и слоговая структура [Kiparsky 2010: 15-17; Kümmel 2014].

На наш взгляд, есть один морфонологический параметр, до сих пор не учтенный в достаточной мере в изучении индоевропейского именного склонения. Это способность или неспособность корня образовывать нулевую ступень в начале слова (в принципе, речь может идти и просто о неудобстве ее образования). Демонстрация этого положения будет проведена на основе трех давно засвидетельствованных и хорошо изученных классов индоевропейских имен: корневых имен, u-/ i- основ и имен с суффиксом -(h₂)ter-.

Если мы посмотрим на корневое имя *k'erd- ‘сердце’ (и. п. *k'ērd), то легко понять, что от него образуется нулевая ступень, и, соответственно, косвенная основа *k'r̥d- (род. п. *k'r̥d-ós). Парадоксальным образом, данный тип склонения вообще не имеет общепринятого наименования в рамках теории акцентно-аблаутных парадигм [Kiparsky 2010: 7]. В то же время есть такие корневые имена, как *dom- ‘дом’ (и. п. *dṓm-s, генитив *dém-s), *ped- ‘нога’ (и. п. *pṓd-s, род. п. *pedé/ós), *g^wow- ‘бык, корова’ (и. п. *g^wṓw-s, род. п. * g^wé/ów-s). По всей видимости, отсутствие таких форм генитива, как **dm-é/ós, **bd-é/ós и *g^ww-é/ós объясняется запретом (или нежелательностью) образования подобных начальных кластеров в абсолютном начале слова. Такая же логика прослеживается в u-/ i- основах: от др.-инд. jānu- ‘колено’, dāru- ‘дерево’ образуются род. п. jñ-óḥ и dr-óḥ, а вот от существительных paśú- ‘скот’, mádhu- ‘сладкий напиток, мед’ не могли быть образованы генитивы **pk'-ew-s и **md-ew-s, что предопределило появление старых косвенных основ paśv- и madhv- (вслед за Ф. Кёйпером мы полагаем, что род. п. mádhoḥ вторичен [Kuiper 1942: 6-11]). А основы вроде *ph₂ter- ‘отец’ (и. п. ph₂tēr, род. п. ph₂trós) можно рассматривать как композиты вида *ph₂-ter- с именительным падежом *ph₂-tēr и косвенной основой *ph₂-tr-/ *ph₂-tr̥-, вторые части которых ведут себя идентично корневым именам типа *k'erd-.

Безусловно, данная гипотеза не дает ответа на многие вопросы. Например, в ее рамках остается неясным характер связи между аблаутом и ударением. Однако, если она в целом верна, она позволяет объединять между собой по рассмотренному признаку такие группы праиндоевропейских имен, между которыми до этого не видели связи.

The significance of the PIE root’s ability or disability to form the zero-grade for the PIE noun-inflection

Today Indo-Europeanists use two main approaches to the research of PIE noun-inflection. The first is the accent-ablaut theory. Its adherents reconstruct the PIE noun-inflection believing that there was a close connection between accent and ablaut in PIE. The second approach is based on the projection of the accent systems attested in ancient languages on the protolanguage. P. Kiparsky uses the term ‘paradigmatic’ for the first approach and the term ‘compositional’ for the second one [Kiparsky 2010]; M. Zhivlov proposes terms ‘internal reconstruction 1’ and ‘internal reconstruction 2’ [Zhivlov 2016].

The deeper cause of the attested distribution is not yet clear. Those scholars who reconstruct accent-ablaut paradigms explain some patterns of distribution by internal derivation [Nikolaev 2010]. However, if internal derivation really existed in PIE, it still could be applied only to the explanation of secondary cases. The procedure of marking the morphemes as ‘strong’ or ‘weak’ in according to their accent on empirical grounds cannot help to answer the question how this differentiation appeared in the protolanguage. Recently some researchers have expressed the opinion that the distribution of the PIE nouns into several groups depends on such factors as stress and syllable structure [Kiparsky 2010: 15-17; Kümmel 2014].

I think there is one morphonological parameter still not taken into account by researchers. It is the PIE root’s ability or disability to form the zero-grade (or it could be just a complication of the zero-grade formation). I will demonstrate my thesis on three well-studied groups of PIE nouns: root nouns, i/u-stems and stems with suffix *-(h₂)ter-.

The root noun *k'erd- ‘heart’ (nom. *k'ērd) can easily form the zero grade *k'r̥d- (and accordingly gen. k'r̥d-ós). As surprising as it is, but this type has no generally accepted name within the accent-ablaut theory framework [Kiparsky 2010: 7]. At the same time there are such root nouns as *dom- ‘house’ (nom. *dṓm-s, gen. *dém-s), *ped- ‘foot’ (nom. *pṓd-s, gen. *pedé/ós), *g^wou- ‘cow’ (nom. *g^wṓu-s, gen. * g^wé/ów-s). It is reasonable to explain the absence of such genitives as **dm-é/ós, **bd-é/ós and **g^ww-é/ós by the restriction on the zero-grade formation (or the complication of the zero-grade formation) in the word’s beginning. The same mechanism seems to work in u-/ i- stems. Old Indic stems jānu- ‘knee’ and dāru- ‘tree’ have genitives jñ-óḥ and dr-óḥ, while paśú- ‘cattle’ and mádhu- ‘sweet drink, honey’ have old oblique stems paśv- and madhv- (the genitive mádhoḥ must be secondary [Kuiper 1942: 6-11]), because such forms as **pk'-ew-s and **md-ew-s were prohibited. It is possible to treat stems like *ph₂ter- ‘father’ (nom. ph₂tēr, gen. ph₂trós) as (quasi)composits with nominative *ph₂-tēr and oblique stem *ph₂-tr-/ *ph₂-tr̥-. The second members of them behave in the same way as root nouns like *k'erd-.

Of course, this hypothesis does not answer many questions. It is not so easy to understand the connection between accent and ablaut within its framework. However, if it is right in the main point, it allows to unite several types of PIE nouns according to one morphophonological factor. This possibility is even more attractive in the light of the fact that previous scholars used to treat these types separately.

Литература / References

Живлов 2016 (Zhivlov 2016) – Живлов М. А. O двух видах внутренней реконструкции // Focal, fios agus foghlaim: Тезисы международной конференции, посвященной отечественной школе кельтологии и юбилею д.ф.н., профессора Татьяны Андреевны Михайловой. Москва, 2016.

Николаев 2010 (Nikolaev 2010) – Николаев А. С. Исследования по праиндоевропейской именной морфологии. Санкт-Петербург, 2010.

Kiparsky 2010 – Kiparsky P. Compositional vs. Paradigmatic Approaches to Accent and Ablaut // Proceedings of the 21^st Annual UCLA Indo-European Conference, October 30^th and 30^th, 2009. – Bremen, 2010 (online-version: https://web.stanford.edu/~kiparsky/Papers/ucla_IE_09.submitted.new.pdf)

Kuiper 1942 – Kuiper F. B. J. Notes on Vedic noun-inflection. Amsterdam, 1942.

Kümmel 2014 – Kümmel M. Zum “proterokinetischen” Ablaut // Oettinger N., Steer T. (eds.) Das Nomen im Indogermanischen. Morphologie, Substantiv versus Adjektiv, Kollektivum Akten der Arbeitstagung der Indogermanischen Gesellschaft vom 14. bis 16. September 2011 in Erlangen. – Wiesbaden, 2014.